Павел воронов и ольга. Письма ольги николаевны романовой

«Видела мое любимое С…», «Без него пусто…», "С. не видела и грустно" - эти фразы из личного дневника Великой княжны Ольги, дочери Николая II, возможно, никогда не будут расшифрованы с абсолютной точностью. Зная привычки царской семьи, в которой в ходу были ласковые прозвища, исследователи убеждены, что под «С.» скрываются слова «солнце», «счастье» или «сокровище». Но кто был этот человек, сумевший покорить сердце Великой княжны? У крымских ученых на этот счет есть вполне достоверная версия.

Дневник Великой княжны Ольги Николаевны стал объектом исследований историков
Дневники членов царской семьи долгое время не были доступны широкому кругу читателей, несмотря на то, что они не содержат никаких тайных сведений. Однако для вдумчивого исследователя такие записи могут представлять огромный интерес, так как позволяют лучше понять жизнь этих людей. Записи, посвященные таинственному «С.» появляются в дневнике Ольги Николаевны начиная с 1911 года. Исследователи текстов сразу пришли к единодушному мнению, что под этой буквой зашифровано не личное имя или фамилия, а какой-то эпитет среднего рода. Кого же первая девица Российской империи тайком называла своим «Счастьем»? Крымская исследовательница Марина Земляниченко провела огромную работу для выяснения этого.

Известно, что, начиная с 1906 года, семья последнего русского императора регулярно и подолгу жила на яхте «Штандарт». Это комфортабельное и просторное судно на долгое время становилось, фактически, плавучим домом для императорской четы и их детей. Яхту использовали для отдыха в финских шхерах, поездок в Крым и для официальных дипломатических приемов. Все авторы воспоминаний единодушно рассказывают об особом отношении семьи Романовых к этому судну. Жизнь на нем отличалась от достаточно замкнутого «дворцового» распорядка. Дети пользовались здесь большей свободой, и все замечали, что, поднимаясь на борт царской шхуны, императрица Александра Федоровна всегда начинала улыбаться.

С офицерами «Штандарта» у членов царской семьи установились дружеские отношения. Александра Федоровна вместе со старшими княжнами иногда посещала ходовую рубку, подкармливая вахтенных сладостями. Цесаревич Алексей же так сдружился с матросами, что даже выучился у них играть на балалайке. Поэтому исследователи предположили, что один из офицеров царской яхты мог вызвать сердечную склонность молодой и романтичной царевны.

Сопоставив даты записей из дневника о встречах с таинственным «С.» и данные из с вахтенных журналов "Штандарта" и камер-фурьерских журналов, действительно нашли одну персону, подходящую для этой роли. Исследователи считают, что Великая княжна Ольга посвящала свои записи 25-летнему мичману (позднее - лейтенанту) Павлу Алексеевичу Воронову.

Дело в том, что молодой военный слыл героем - незадолго до назначения на «Штандарт», будучи еще гардемарином, он стал участником трагического Мессинского землетрясения. Помощь русских моряков жителям пострадавших сицилийских городов была настоящим подвигом. Рискуя жизнью, они вытаскивали людей из-под завалов и отбивали нападения мародеров. Вполне возможно, что участие в этих событиях вызвало большой искренний интерес у царственных пассажиров. Известно точно, что через некоторое время Павел Воронов стал настоящим другом семьи Романовых. Он был участником практически всех горных прогулок и праздников. Император часто выбирал его партнером для игры в лаун-теннис. Записи в дневнике принцессы показывают, как небольшая привязанность постепенно перерастает в нечто большее.

"... Ливадия. 13 сентября 1913 г. Сперва сидела дома из-за дождя, потом с Папа по виноградникам ходила. К завтраку были Н.П. (старший офицер яхты "Штандарт" Н.П. Саблин) и С. ... Днем Папа пошел гулять с тремя свитными, а мы остались дома, и я не жалела, так как мое С. было и Н.П. Сидели у Мама в комнате. С. записывал на листе вещи для базара (благотворительного базара в Ялте), я сидела около. Так радовалась его увидеть. Вчера весь день не видела и мне его очень недоставало... Потом я для него на рояле поиграла и когда Папа вернулся, пили чай".

Если предположения крымских исследователей верны, то эта история на самом деле является одной из наиболее грустных страниц в недолгой жизни старшей дочери императора. 7 февраля 1914 года состоялась свадьба Павла Воронова с другой Ольгой - фрейлиной Ольгой Клейнмихель. Позднее она напишет об этом событии в своих воспоминаниях:

«… По случаю моей свадьбы, царь и императрица оба выразили желание дать благословение моему жениху - но добавили с улыбкой, что, так как мужу и жене не разрешено давать его вдвоем, он должен будет выбрать между ними. Это, конечно, очень нас смутило, и Павел сказал, что он хотел бы получить благословение обоих их величеств, но, раз это невозможно, он просит ее величество стать его посаженной матерью. Великий князь Александр согласился выступить в качестве его «отца».

Вот так, с высочайшего благословения, Павел Воронов обрел спутницу жизни, с которой он благополучно преодолеет все невзгоды последующих бурных событий в России. Эмигрировав после гражданской войны в Стамбул, а затем в Америку, он прожил долгую жизнь и умер в возрасте 78 лет. На его могиле стоит икона с ликом Святой мученицы и страстотерпицы Царевны Ольги.

Прикоснуться к жизни царской семьи Романовых можно, рассматривая

Романовы
«Счастьем» Великой Княжны оставался старший лейтенант Павел Воронов, она продолжала любить и молится за него. До самой своей смерти в ночь с 16 на 17 июля 1918...

Великая княжна Ольга Николаевна

Дневники дочерей Николая II длительное время хранились под надзором. Однажды доверительные строки, написанные Ольгой Романовой, прочла крымская исследовательница Марина Земляниченко. Она первой обратила внимание на литеру С., заменявшую имя возлюбленного принцессы: "Это была определенно начальная буква слова среднего рода, а не имени, потому что в дневнике встречаются только сочетания "мое С.", "любимое С." Зная, как в дружной и любящей царской семье были естественны ласковые обращения к друг другу - "сокровище", "солнце", "счастье", - можно с уверенностью говорить о том, что избранник великой княжны был счастьем, озарившим неведомым ранее чувством глубокой и нежной любви ее довольно однообразную жизнь."

кликабельно
Копия «Тайнописи» в дневнике великой княжны Ольги Николаевны. 1913 г.

С 1911 года в дневниках великой княжны Ольги Николаевны появляются сначала отдельные слова, а затем целые фразы, записанные придуманным ею шифром. Все фразы относятся к первому и пожалуй единственному увлечению княжны. Впоследствии фразы, зашифрованные княжной, будут разгаданы. И связаны они будут с именем лейтенанта Павла Воронова.По дневникам можно проследить, как увлечение быстро становится душевной потребностью все время видеть его, быть рядом с ним. Она отмечает каждый день, проведенный без него: "так гадко без моего С., ужасно", "без него пусто", "С. не видела и грустно". И бесконечно счастлива любой встрече с "милым", "дорогим", "золотым"...

Павел Алексеевич Воронов

Сопоставив дневники царевны с вахтенными журналами «Штандарта» и камер-фурьерскими журналами, удалось точно назвать это имя. Сердце принцессы Ольги покорил один из вахтенных начальников царской яхты мичман Павел Воронов. Паровая яхта «Штандарт» была плавучим домом семьи Романовых, и домом очень любимым. Жаркое крымское лето было противопоказано императрице, и потому летние месяцы Романовы проводили на борту яхты, крейсирующей в финских шхерах.

Яхта «Штандарт» на ялтинском рейде

Интерьеры кают яхты «Штандарт». Детская спальня

Интерьеры кают яхты «Штандарт». Моленная

Каюта великой княжны Татьяны на императорской яхте «Штандарт»

Кают-компания яхты «Штандарт»

А осенью «Штандарт» доставлял августейшую семью из Севастополя в Ялту. Случалось, что Александра Федоровна вместе с Ольгой и Татьяной наведывались в ходовую рубку корабля, украдкой совали вахтенным офицерам пирожные и конфеты, дабы скрасить нелегкую и ответственную службу. Цесаревич Алексей столь тесно общался с матросами, что выучился игре на балалайке и ни за что не хотел играть на более "благородных" инструментах.

Лейтенант Павел Воронов и великая княжна Ольга Николаевна на яхте «Штандарт». 1913 г.

Павел Алексеевич Воронов, 25-летний моряк, сын потомственного дворянина Костромской губернии. По окончании Морского Кадетского корпуса, получил назначение на крейсер "Адмирал Макаров" и отправился в заграничное плавание. В экипаже "Штандарта" мичман Воронов появился вскоре после прогремевшего на весь мир события - мессинского землетрясения. 15 декабря мощные подземные толчки сотрясли остров Сицилия. Его последствия были равнозначны взрыву атомной бомбы в Хиросиме: десятки тысяч людей оказались заживо погребенными под руинами Мессины и других сицилийских городов. Первыми на помощь пострадавшим от разгула стихии пришли русские моряки с кораблей "Слава", "Цесаревич" и "Адмирал Макаров", которые находились в Средиземном море в учебном плавании с гардемаринами Морского корпуса на борту. Среди них был и гардемарин Павел Воронов.

Мессина. Русские моряки извлекают людей из-под завалов. Декабрь 1908 г.

Вместе со всеми он вытаскивал из-под завалов раненых, переносил их в лазареты, отбивал налеты мародеров. Моряки вступали в горящий рушащийся город. Не было ни малейшей уверенности в том, что страшные толчки не повторятся вновь, и тогда гигантская волна могла сорвать стоявшие на якорях корабли и швырнуть их на берег. Рисковали все - от адмирала до последнего матроса. Мало того, что надо было разбирать руины, перевязывать раненых, успокаивать обезумевших от горя и страданий людей, приходилось порой отстреливаться от банд мародеров, грабивших полуразрушенный банк, магазины... "Отнимая денежный шкаф сицилийского банка у бандитов, - свидетельствовали итальянские репортеры, - русские матросы вынуждены были выдержать борьбу с кучкой грабителей, в три раза превосходивших их по численности. При этом шестеро моряков были ранены".

Мессина. Италия. Врачи и фельдшеры крейсера «Слава» оказывают первую помощь пострадавшим от землетрясения. Декабрь 1908 г.

Король Виктор Эммануил III послал русскому императору благодарственную телеграмму от имени всего итальянского народа: "В моей глубокой скорби спешу самым сердечным образом благодарить Тебя и Государыню за Ваше искреннее участие в горе, столь тяжело постигшем Италию. Несчастные потерпевшие никогда не забудут деятельную и великодушную помощь, оказанную Твоими славными моряками".

Павел Воронов в окружении царских дочерей, борт яхты "Штандарт"

Ольга представляла себе землетрясение по картине Брюллова "Последний день Помпеи". Тем значительнее казалось ей все, что пережил и совершил в Мессине отважный юноша. Возможно, именно с той поры и запал в ее сердце высокий молодой офицер, рассказывавший о страшных событиях с подкупающей простотой и скромностью. Он нравился всем - Николай II охотно выбирал его в партнеры по лаун-теннису, а старшие дочери - в кавалеры на танцах и в спутники на горных прогулках. Цесаревич Алексей, болезненный от природы, устав в пути, с удовольствием перебирался к нему на руки. Мало-помалу мичман, а с 1913 года лейтенант Воронов сделался непременным участником едва ли не всех общесемейных событий в Ливадийском дворце.

Цесаревич Алексей на руках старшего лейтенанта П.А. Воронова. Массандра. 1913 г. (Из семейного архива Вороновых-Клейнмихелей. Дар Е.В. Хазовой, племянницы П.А. Воронова, Париж)

Ливадия. Николай II и П.А. Воронов на теннисном корте 1913

Между хорошенькими княжнами и младшими офицерами яхты допускался легкий флирт, но была граница, которую никто не переступал. И все же молодые люди довольно серьезно увлеклись. На танцах Воронов чаще всего приглашает Ольгу, постоянно выражает радости при встречах с царской дочерью. Домочадцы и придворные не могли не заметить, что на балу, устроенном на «Штандарте» в день 18-летия великой княжны, она чаще всего и охотнее всего танцевала с мичманом Вороновым. И на яхте знали - раз Воронов наводит бинокль в сторону Ливадийского дворца, то значит, где-то на берегу мелькает белое платье старшей царевны.

Несомненно, что оба они, прежде всего Воронов, понимали всю безысходность своих отношений. Для него чувство долга и преданности своему Государю не позволяли питать хотя бы малейшую надежду на иной поворот судьбы. Для нее - еще был далек пример ее тетки, великой княгини Ольги Александровны, сумевшей отстоять чувство горячей любви к гвардейскому офицеру. По дневникам можно проследить, как увлечение великой княжны быстро становится душевной потребностью видеть его, быть рядом с ним. В дневнике она называет его С.(Счастье? Солнце?) - "С. не видела и грустно", "так гадко без моего С, ужасно"."... Ливадия. 13 сентября 1913 г. Сперва сидела дома из-за дождя, потом с Папа по виноградникам ходила. К завтраку были Н.П.(старший офицер яхты "Штандарт" Н.П. Саблин) С. ... Днем Папа пошел гулять с тремя свитными, а мы остались дома, и я не жалела, так как мое С. было и Н.П. Сидели у Мама в комнате. С. записывал на листе вещи для базара (благотворительного базара в Ялте. - Прим. М.З.), я сидела около. Так радовалась его увидеть. Вчера весь день не видела и мне его очень недоставало... Потом я для него на рояле поиграла и когда Папа вернулся, пили чай". Это одно из многих признаний великой княжны любви к Павлу, доверенных своему дневнику.

Великая княжна Ольга Николаевна. 1895-1918.
Страница дневника Ольги Николаевны за 1913 год

Но разве сохранишь девичью тайну от матери? Всерьез обеспокоенная нешуточным романом старшей дочери, Александра Федоровна ищет выход из положения. Проще всего было удалить нечаянного виновника проблемы, перевести в экипаж другой яхты или вообще сослать куда-нибудь в Сибирскую флотилию. Но августейшие родители нашли иное решение - более гуманное по отношению к лейтенанту и довольно жестокое по отношению к собственной дочери. Воронову дали понять, что его женитьба на графине Ольге Клейнмихель, племяннице фрейлины, более чем желательна.

Ольга Клейнмихель-Воронова

"Мы никогда теперь не узнаем", - говорит Марина Александровна, - "была ли помолвка с Ольгой Клейнмихель решительным шагом к развязке, выбранным самим Вороновым, или же августейшие родители, заметив особую нежность в отношениях своей своенравной дочери и гвардейского офицера, поспешили вовремя разлучить их, дабы избежать лишних пересудов и сплетен, всегда сопровождавших жизнь царской семьи?"..

Николай Второй в центре, Павел Воронов крайний справа

В ноябре 1913 года состоялась помолвка Павла Воронова и фрейлины Ольги Клейнмихель. Было ли это добровольное решение Воронова или же августейшие родители дали понять Воронову, что благосклонно отнесутся к женитьбе Воронова на Ольге Клейнмихель. На свадьбу Воронова прибыл сам Император со всей семьей. "Поехали в полковую церковь на свадьбу Воронова и О.К. Клейнмихель. Дай им Господь счастья." - так напишет в дневнике княжна Ольга.

Великая Княжна Ольга и Павел Воронов на борту яхты "Штандарт"

Яхта Штандарт. Флаги расцвечены в честь великой княжны Ольги Николаевны.
Ноябрь 1913

Но она продолжает любить Воронова! В ее дневниках по-прежнему слово "счастье" соотносится только с именем Павла: "С. видела! Благодарю Господа!.. Спаси его, Господи!" Спас его Господь от вражеских пуль во время Великой войны. Спас от унизительной казни с отрезанием носа, которой подверглись в дни революционного разгула некоторые офицеры "Штандарта". Спас от кровавых "вахрамеевских ночей" в Севастополе, которые учинялись в декабре 17-го и феврале 18-го. Он с честью выжил. В годы Гражданской войны выполнял опасные поручения штаба Добровольческой армии. А когда военное поражение белых стало очевидным, отбыл из Новороссийска в 1920 году на английском крейсере "Ганновер" в Стамбул. Вместе с ним была жена - Ольга Константиновна. Из Турции он перебрался в Америку, где и скончался в 1964 году в возрасте 78 лет.

Павел Алексеевич Воронов в Нью-Йорке

Погребен на кладбище Свято-Троицкого монастыря в городке Джорданвилл, что в штате Нью-Йорк.

Она спасла своего возлюбленного от забвения. Кто знал бы его, кто помнил сейчас лейтенанта Павла Воронова, если бы не святое чувство Ольги, осенившее его на заре юности?

На могиле Павла Воронова стоит иконка с ликом мученицы великой княжны Ольги. Они встретились, как говорили в старину, за гробом.

В Ливадии у входа на Царскую тропу стоит стела в виде античной колонны, украшенной скульптурным портретом некой девы. Экскурсоводы утверждают, что это просто архитектурное украшение, но если вглядеться в этот каменный лик, невольно увидишь в нем черты старшей царевны - Ольги Романовой. Это единственный памятник двум разлученным сердцам.

Текст: Елизавета Преображенская

Дневник Великой княжны Ольги Николаевны стал объектом исследований историков

«Видела мое любимое С…», «Без него пусто…», "С. не видела и грустно" - эти фразы из личного дневника Великой княжны Ольги, дочери Николая II, возможно, никогда не будут расшифрованы с абсолютной точностью.

Зная привычки царской семьи, в которой в ходу были ласковые прозвища, исследователи убеждены, что под «С.» скрываются слова «солнце», «счастье» или «сокровище». Но кто был этот человек, сумевший покорить сердце Великой княжны? У крымских ученых на этот счет есть вполне достоверная версия.

Дневники членов царской семьи долгое время не были доступны широкому кругу читателей, несмотря на то, что они не содержат никаких тайных сведений. Однако для вдумчивого исследователя такие записи могут представлять огромный интерес, так как позволяют лучше понять жизнь этих людей. Записи, посвященные таинственному «С.» появляются в дневнике Ольги Николаевны начиная с 1911 года. Исследователи текстов сразу пришли к единодушному мнению, что под этой буквой зашифровано не личное имя или фамилия, а какой-то эпитет среднего рода. Кого же первая девица Российской империи тайком называла своим «Счастьем»? Крымская исследовательница Марина Земляниченко провела огромную работу для выяснения этого.

Великая Княжна Ольга Николаевна, 1914 год

Яхта «Штандарт»

Императрица Александра Федоровна с дочерьми на борту яхты «Штандарт», 1910 год

Великие княжны с юнгами яхты «Штандарт»

Великая княжна Ольга и Павел Алексеевич Воронов.

Великие княжны и П.А. Воронов

Лейтенант Павел Воронов и великая княжна Ольга Николаевна на яхте «Штандарт». 1913 г.

Ольга, император Николай II, Павел Воронов и его друг.

Мои ранние воспоминания связаны с Почепом - одним из наших имений в Черниговской губернии. Изначально усадьба принадлежала графу Алексею Разумовскому, морганатическому мужу императрицы Елизаветы Петровны. Дворец из ста с лишним комнат был рассчитан на то, чтобы принимать и развлекать огромное количество гостей. Кроме многочисленных спален, гостиных, столовых, здесь были бальные залы и театр. В конце 18-начале 19 вв. было модно иметь собственную труппу из числа крестьян. В парке недалеко от усадьбы была наша церковь примечательная своим иконостасом - он был перевезен из московского храма, в котором венчались императрица Елизавета и граф Разумовский. С ранних лет меня, моего брата и сестер водили на церковную службу каждое воскресенье и перед моими глазами отчетливо предстает толпа крестьян в разноцветных одеждах.

Мой отец, Константин Клейнмихель, был шведского происхождения. Мой дед, Петр Клейнмихель, сражался в Бородинской битве. Во времена правления Николая I дед стал министром путей сообщения, он прокладывал железную дорогу из Петербурга в Москву, по сей день она считается лучшей в стране.

К.П. Клейнмихель

Моя мать была второй женой отца, он был на 25 лет старше ее. Его первая жена, графиня Канкрина, умерла молодой, оставив ему двоих детей. Моя мать была дочерью Николая Богданова, курского губернского предводителя дворянства. В семье родилось пятеро детей, совершенно разных по характеру.

Старшую сестру в семье называли Клер, потому что свое полное имя - Клеопатра - она ненавидела. Она казалась старше своих лет, это отражалось и на ее внешности, и на манерах. Будучи ребенком, она могла дружить со взрослыми. Нас, своих младших сестер, Клер называла "маленькими". Клер была фанатична в своем патриотизме, Россия была для нее всем. Она не любила поездки за границу и не могла находиться вдалеке от родины больше нескольких недель. Она очень не любила, когда мы, младшие сестры, общались между собой на французском. А однажды мы довели ее до слез, говоря, что она - яркий тип германской девушки.

Дима (Владимир) был следующим по возрасту. Он был хорош собой и очень умен, у него было очень развито чувство прекрасного, редкое для ребенка его возраста. Он был музыкален и играл на фортепиано и мандолине и, наконец, обладал чувством юмора, которого я более ни у кого не встречала. Он очень любил читать и предпочитал чтение играм с друзьями.

Натали (Тата) жила воображением и окружала себя сказочным миром. Куклы будто оживали в ее руках и она могла сочинять целые пьесы для них. Иногда она рассказывала нам длинные захватывающие истории. В играх Тата всегда была лидером. Если в игре была королева, ею становилась Тата, если ведьма, живущая в лесу и крадущая детей, то она была ведьмой. Она была лидером нашего маленького мира и это было так естественно, что никто из нас не противился этому. Однажды Тата предложила играть в христианских мучениц. Мы конечно же были мученицами, а Тата - палачом.

Элла (Елена) - доставляла больше всего неприятностей нашим гувернанткам. Она никогда не плакала и однажды, чтобы доказать свою храбрость, вырвала у себя клок волос и даже не вскрикнула.

Я была очень плаксивым ребенком, но никогда не плакала громко - слезы просто текли по щекам. Моей детской мечтой было научиться читать и едва мне исполнилось три года я начала умолять всех научить меня. Родители запретили мне учиться читать так рано, но к четырем годам я уже умела читать по-русски и знала латинские буквы.

Нас приучали с детства не только к посещению церкви, но и к миру балета."Спящая красавица", "Лебединое озеро", "Коппелия" и многие другие балеты нас очаровывали и мы потом неделями жили под их чарами.

Однажды мы сказали матушке, что хотим стать монахинями в Никитском монастыре, на это она ответила, что мы слишком малы для такого серьезного шага. "Тогда" - сказали мы, - "возможно мы можем поступить в Московский балет?"

Екатерина Богданова (Клейнмихель)

Мы были большой и дружной семьей и в основном общались между собой. Но однажды зимой мы познакомились и очень подружились с Великой княжной Марией и ее братом Великим князем Дмитрием. В это время они жили у своих дяди и тети Великого князя Сергея Александровича и княгини Елизаветы Федоровны. Мы вместе учились танцам, но уроки вскоре были прекращены в связи с трагической смертью Великого князя Сергея.

Мы с сестрами были на уроке, когда раздался чудовищный звук взрыва. Некоторое время спустя брат Дима вошел в комнату и сказал, что Великий князь убит. В этот же вечер мы присутствовали на первой панихиде в Николаевском дворце. Еще долго мы не могли оправиться от этих событий.

Раз в неделю в Москве мы проводили вечер в Николаевском дворце, где Великая княгиня организовала комитет помощи бедным. Юные девушки делал одежду, которая потом раздавалась нуждающимся. Позже княгиня основала Марфо-Мариинскую обитель.

В возрасте 17 лет Великая княжна Мария вышла замуж за шведского принца Вильгельма. Сестра Тата, которая была ближе всех нас по возрасту к княжне, была приглашена на свадьбу. Это был один из тех случаев, когда дамы облачались в придворное платье - наряд из бархата или шелка с отделкой из меха. К нему полагалось надевать кокошник с длинной вуалью.

Когда Элла закончила обучение, мама повезла ее и Тату в Петербург для выходов в свет - Москва после смерти Великого князя стала очень тихим городом. Моя старшая сестра, Клеопатра, к этому времени уже вышла замуж и жила в усадьбе мужа недалеко от Москвы.

Император Николай II с семьей приезжал в Ливадию — своею резиденцию под Ялтой. Я несколько раз видела царя на военных парадах, но всегда на расстоянии, и очень обрадовалась, когда однажды увидела его в Ялте. Он медленно ехал в открытом автомобиле вдоль набережной. Его сопровождали два генерала, а в другой машине было несколько офицеров императорской свиты; царь отдавал честь в ответ на приветствия народа.

После этого я часто видела, как император ездил по улицам Ялты, то с дочерьми, то с царевичем. Иногда юные великие княжны ходили с утра по магазинам с фрейлинами императрицы. Им нравилось, что можно смешаться с толпой и делать покупки, как все остальные, они были очень довольны, когда однажды их не узнали.

Позже, на балу у княгини Барятинской, я была представлена императору и двум молодым великим княжнам, Ольге и Татьяне. Последняя, на мой взгляд, была более симпатичной из них, но обе имели простые манеры, которые придают величайшее очарование любому человеку, особенно если он занимает столь высокое положение. Они были совсем неискушенными, и их лица светились от удовольствия и возбуждения.

Клер и Дима Клейнмихель

На этом празднике я встретила и своего будущего мужа, Павла Воронова, который был тогда офицером на Штандарте, яхте его величества. С его фамилией связана легенда: в пятнадцатом веке это имя было дано трем братьям, татарским князьям, которые обосновались на Волге после великого татарского нашествия. Про этих братьев говорили, что они «слетались на добычу, как вороны»! Это прозвище стало их русским именем, а татарское больше никогда не употреблялось.

О четырехлетней службе при царской семье Павел сохранил священные воспоминания.

Маленький цесаревич Алексей очень его любил — императрица однажды сказала мне, что он всегда держал фотографию моего мужа возле своей постели — и, конечно, мой муж был всецело предан мальчику.

Думаю, нельзя было не полюбить этого ребенка, который, кроме природного обаяния, завоевывал всех добротой своего сердца, отзывчивостью к чужим бедам — он всегда был первым помощником и утешителем — и терпением, с которым он переносил болезнь, время от времени делавшую его страдальцем.

Болезнь под названием гемофилия — это изменения в крови, которая в той или иной степени перестает сворачиваться. Самый незначительный неосторожный удар, падение или опасное напряжение могли вызвать страшное кровотечение. Внутреннее кровотечение почти невозможно остановить, что часто приводило маленького царевича на порог смерти. Эта ужасная болезнь передается по наследству, от женщин к сыновьям.

Только мужчины бывают ее жертвами. Дом принцев Гессенских был подвержен этому недугу, и когда императрица Александра, урожденная Принцесса Гессенская, однажды обнаружила, что она передала его своему единственному и обожаемому сыну, это привело ее в полное отчаянье. Думаю, легко понять, почему, когда самые известные врачи у его постели объявили болезнь неизлечимой, она решила поискать помощи где-нибудь еще.

В Ялте было еще много приемов, где я снова встречала молодого офицера, Павла Воронова, за которого, не пройдет и нескольких лет, мне суждено было выйти замуж; но по-прежнему меня очаровывает воспоминание об одном вечере — праздновании шестнадцатого дня рождения великой княжны Ольги. Бал в ее честь был дан в Ливадии.

Он начался с обеда, накрытого на маленьких столах, за пятью из которых председательствовали император и четыре его дочери. Красота крымского пейзажа, с высокими скалистыми горами, чьи мощные силуэты вырисовывались на фоне глубокого южного неба, сверкающего мириадами звезд; сады, полные цветущих роз, отдаленный рокот волн где-то внизу и прелестная молодая принцесса. Ее глаза сияют от удовольствия, на ее щеках румянец волнения — все это было как сказка, которая чудесным образом стала явью, и, даже не верится — я тоже была в ней.

Императрица появилась только после обеда. Она часто страдала сердцем, приемы ее утомляли, и вечная тревога за сына заставила ее долго избегать появления на публике. На ее лице обычно было выражение усталости и грусти, которые «общество» приписывало холодности, высокомерию и надутости. Это делало ее непопулярной, ее природная застенчивость возрастала, и непонимание приводило к озлобленности с обеих сторон. Однако в то время, о котором я говорю, я не чувствовала ситуацию; не обращая на все это внимания, я позволяла себе жить и брать от жизни столько радости, сколько возможно.

Следующей зимой мама взяла меня и Тату в Санкт-Петербург, и я была официально представлена ко двору, что означало быть представленной вдовствующей и молодой императрицам и всем великим княжнам. Мы находились в столице несколько недель, в течение которых нас часто приглашали на чай в Царское Село или проводить вечера с молодыми великими княжнами.

Тогда я была поражена переменой, которую увидела в императрице Александре. Дома, в интимном семейном кругу, она была совершенно другим человеком. Она была беспечной и счастливой и даже принимала участие в более спокойных из наших игр. Она проявляла ко всему огромный интерес и часто смеялась до слез над шалостями своих детей.

Все четыре сестры были очень разными. Старшая, Ольга, была очень умной и веселой и имела золотое сердце; но при этом она была довольно робкой, так что поначалу было проще с ее сестрой Татьяной, намного более общительной. Мария была воплощением доброты и доброжелательности; но самой забавной была Анастасия; она всегда была полна проказ.

«Анастасия — наш семейный клоун!» — однажды со смехом сказал моей матери император.

Все четыре девочки были в высшей степени русскими, и их мучила сама мысль о том, чтобы выйти замуж за пределы страны. Каждый раз, когда поднимался вопрос о браке с членом зарубежного королевского дома, Ольга умоляла родителей всерьез не думать об этом, так как она хочет остаться в России. Все они обожали своих родителей, и каждый раз, когда я их видела, я снова чувствовала себя в счастливой, дружной, очень русской семье.

В сентябре 1912 года Тата и я отправились в Стокгольм, куда мы были приглашены Великой княгиней Марией Павловной, принцессой шведской. Нам было отрадно видеть, как шведы и королевская семья любят Марию Павловну. Король Швеции пожелал познакомиться с русскими друзьями своей невестки и мы были просто очарованы его простыми манерами.

Весной я стала фрейлиной их величеств, двух императриц. Этот титул не подразумевает никаких обязанностей, кроме присутствия два раза в год на официальных приемах. Как внешний знак пожалованной почести, фрейлина надевает в официальных случаях бриллиантовые инициалы их величеств, закрепленные на голубой ленте ордена Св. Андрея. Во фрейлины принимали обычно в дни именин вдовствующей и молодой императриц. Именины императрицы Александры были шестого мая, а так как мой день рождения четвертого, я, к своему удивлению, получила шифр в качестве подарка на день рождения на два дня раньше срока — что было небольшим, но, по-моему, значительным примером доброты и вдумчивости императрицы.

Мы провели следующее лето в Ивне, а осенью я снова поехала в Крым, где опять встретила своего будущего мужа и стала его невестой. Я также снова начала, сперва, правда, с неохотой, принимать участие в праздниках — «выезжать», как это называлось.

Павел Воронов

В Ялте императрица организовала благотворительный базар и сама с четырьмя дочерьми торговала за прилавком. Толпы людей всех сортов и положений заполонили комнату, всем желающим было разрешено войти, и так как каждый, естественно, хотел купить что-нибудь из рук самой императрицы, она лихорадочно трудилась в течение нескольких дней распродажи.

Я с изумлением увидела, какой оживленной и довольной она выглядела назло всякой усталости. Все, что продавалось с ее прилавка, было сделано или лично ей, или ее детьми, а они работали месяцами перед базаром. Так как я торговала за тем же прилавком, я могла видеть всех людей, которые толпились вокруг него (среди них несколько крестьян), и особенно помню одну старуху, которая поймала руку императрицы и с благоговением поцеловала.

«Я всю жизнь мечтала увидеть вас, — сказала она, — и вот вы, наконец-то — дайте на вас насмотреться! Денег на покупки у меня нет, но я хотела вас видеть. Вот Господь и даровал мне эту радость. Храни вас Бог и всю вашу семью».

Вскоре после благотворительного базара княгиня Барятинская организовала представление в пользу неких благотворительных нужд. Это должна была быть пьеса, сопровождаемая живыми картинами. Мы с Татой приняли участие и в том, и в другом. Сюжет пьесы был следующим: в старинном заброшенном дворце старые портреты оживают в ночь, когда потомок его настоящих владельцев возвращается в родовое имение. Эта тема предоставляла широкий простор для демонстрации различных возможностей. Одни актеры пели, другие читали стихи, мы с Татой танцевали менуэт.

Репетиции нас очень волновали и радовали, в основном потому, что представление должно было состояться в настоящем театре, и мы знали, что собиралась присутствовать не только вся Ялта, но и императорская семья.

Наконец наступил вечер выступления, и все мы исполнились лихорадочного ожидания. Через маленькую дырку в занавесе мы видели, как народ хлынул в дом. Вскоре все ложи и кресла были заняты, стоял непрерывный гул голосов, обмен приветствиями, кивками и улыбками, пока не наступила внезапная тишина и весь зал не встал — император вошел в ложу в сопровождении четырех дочерей.
Почти сразу же поднялся занавес. Некоторые актеры страшно нервничали, и одна девушка, которая должна была петь, с трудом контролировала свой голос, так что первый звук, который ей удалось издать, был нелепым коротким писком.
Я видела, как император предупреждающе положил палец на колено своей старшей дочери, поскольку ее разбирало безудержное хихиканье. Она сразу же снова сделала серьезное лицо.

Когда пришла наша очередь, и газовая драпировка, которая скрывала нас из виду, бесшумно заскользила в сторону, и первые аккорды «Менуэта» Моцарта поплыли по воздуху, я почувствовала, что приросла к месту, и почти пожелала, чтобы сцена открылась у меня под ногами и поглотила меня. Мое сердце билось так громко, что мне казалось — оно заглушает музыку. Все же мы ухитрились выйти из нашей рамы и начать танец.

Когда он закончился, император хлопал и с улыбкой кивал в ответ на наш глубокий реверанс. Дом огласился единодушными аплодисментами. Но мы были разочарованы тем, что император не просил повторить наш танец. Мы видели, что молодые великие княжны обратили вопросительные взгляды на своего отца, который наклонился и с улыбкой говорил им что-то. Позже они сказали нам, что император заметил, как дрожали наши колени во время выступления, и, хотя танец ему понравился, у него не хватило духа заставить нас пройти через это еще раз.

На Рождество мы опять были дома, и начались приготовления к моей свадьбе. Я настаивала, потому что никогда не видела смысла в долгих помолвках, и моя мама согласилась, чтобы свадьба состоялась перед Великим постом. Жених приходил ко мне каждый день, как было принято, посылал мне огромные корзины с цветами — и, за всеми своими хлопотами, я не больше, чем любая другая девушка в Европе, предполагала, что 1914 год должен надолго запомниться по страшным причинам. Прямо перед моей свадьбой тетя дала костюмированный бал для меня в Санкт-Петербурге. Это был последний бал, на котором я танцевала перед ужасной, затяжной катастрофой войны и революции.

По старинной русской традиции и жениху, и невесте полагается иметь двух друзей, мужчину и женщину, изображающих их родителей, для благословения перед браком и помощи во время свадьбы. Этих псевдородителей следовало выбирать из людей, не состоящих в близком родстве между собой, и они не могли быть супругами. Первоначально настоящим отцу и матери даже не разрешалось присутствовать на свадьбе, чтобы помолвленная пара чувствовала себя свободной от груза сыновьего почтения и, соответственно, честно отвечала на вопрос священника о желании брака с человеком, которого выбрали родители.

Тата Клейнмихель в маскарадном костюме

Несмотря на утрату реального смысла, традиция сохранилась, и, по случаю моей свадьбы, царь и императрица оба выразили желание дать благословение моему жениху — но добавили с улыбкой, что, так как мужу и жене не разрешено давать его вдвоем, он должен будет выбрать между ними. Это, конечно, очень нас смутило, и Павел сказал, что он хотел бы получить благословение обоих их величеств, но, раз это невозможно, он просит ее величество стать его посаженной матерью. Великий князь Александр согласился выступить в качестве его «отца».

Свадьба была назначена на два тридцать пополудни. Павел должен был идти сначала во дворец, чтобы получить благословение ее величества, а оттуда — в церковь, где, по древней традиции, ему следовало вручить букет белых цветов своему шаферу, который бы принес их мне в знак того, что мой суженый меня дожидается.

Утром мне принесли пакет; в нем была золотая лампада в виде трех императорских орлов, поддерживающих крыльями розовую хрустальную чашу. В записке от великой княжны Татьяны говорилось, что это подарок мне от императрицы — она желала, чтобы лампаду зажгли перед иконой, которой она собиралась благословить моего будущего мужа.

Две мои замужние сестры с мужьями тоже прибыли из Санкт-Петербурга утром, и в доме царило огромное волнение. Однако я сумела сбегать на квартиру моего брата, который был сильно простужен. И он, и я были ужасно расстроены тем, что он не сможет присутствовать на моей свадьбе и особенно тем, что он не сможет быть шафером, и до последней минуты мы надеялись, что доктор разрешит ему прийти.

В два часа я была одета, фата приколота к волосам; оставалось только ждать. В два тридцать прибыл брат Павла, выступавший в роли шафера, с букетом белой сирени и роз; но он сказал, что нам придется подождать немного дольше, чтобы дать царской семье время приехать в церковь раньше меня. Когда пришло сообщение, что их величества выехали в церковь, одна из моих теть дала традиционное благословение, мать благословляла и целовала меня снова и снова, я села в машину с тетей и поехала в Феодоровский собор. Был сильный снегопад.

Один из кузенов, который должен был проводить меня к жениху, встретил меня на лестнице и повел в храм. Хор пел приветственный псалом. Я совершенно успокоилась, и, даже не поворачивая головы, замечала, казалось, каждую деталь. Павел, мой жених, один стоял в середине. Справа от него стояли их величества, четыре их дочери и еще несколько членов императорской семьи.

Царь надел форму Гвардейского Экипажа, к которому принадлежал Павел. Я поймала взгляд маленького царевича, который улыбался, выглядывая из-за цветов, украшавших место царской семьи в церкви; там была и огромная толпа родственников и друзей.

Затем священник подошел ко мне, соединил наши с Павлом руки, подвел нас к центру храма, и церемония началась.

Свадебная служба состоит из двух частей, обручения и венчания. Прежде первая часть имела место сразу после помолвки и была довольно независима от венчания; так может быть и сейчас, но, как правило, две церемонии объединяются. Во время молитвы на обручение пара обменивается кольцами; в нашей церкви и муж, и жена должны носить обручальные кольца, причем на правой руке.

После обручения священник подвел нас ближе к алтарю, на отрез розового атласа, который символизирует жизнь, что мы должны пройти рука об руку, и на нем мы стояли всю оставшуюся часть церемонии. Суеверие гласит, что тот, кто ступит на него первым, будет главенствовать в семейной жизни, и большинство женихов делают галантную паузу, чтобы дать невесте шагнуть первой.

Во время венчания над головами жениха и невесты держат венцы как символ Божьего благословения. Венцы должны быть надеты во время церемонии, но обычно они так тяжелы, что шаферы по очереди держат их над головами жениха и невесты. Следовательно, их всегда несколько. А у нас было по восемь для каждого. Так как мой брат был болен, моим первым шафером стал великий князь Дмитрий.

В нашей церкви все должны стоять в течение службы, за исключением слабых и больных, у нас есть стулья вдоль стен, которые можно взять при необходимости, но скамей нет. Садятся очень редко. Мы так привыкли к этому с детства, что можем стоять в церкви часами, не испытывая ни малейшей усталости.

Позже мама рассказала мне, что на моей свадьбе ее эмоциональное возбуждение, должно быть, стало заметным, потому что императрица, которая смотрела на нее с сочувствием, жестом пригласила ее сесть. Моя мать поклонилась, но покачала головой — она и подумать не могла занять место, в то время как императрица стояла. Царь, который следил за этой маленькой сценой, сразу ушел и принес стул для императрицы, которая затем с улыбкой пригласила мою мать последовать ее примеру и сесть, что мама с радостью и сделала.

Свадебная церемония завершается пением «Тебе, Бога, хвалим», а затем друзья и родственники могут поздравить новобрачных. Русские мужчины целуют, а не пожимают руку замужней дамы, и я почувствовала себя очень важной матроной, принимая эту дань моему новому положению. Однако в тот день мне была оказана совсем уж неожиданная честь. Как только я опустилась в глубоком реверансе перед императором, он любезным и непосредственным движением поднял мои пальцы к своим губам. Затем он привлек к себе Павла и расцеловал его.

Мы с мужем вместе поехали домой из церкви, и, когда мы вошли в гостиную, там стояли императрица и великий князь Александр, держа в руках традиционный большой черный каравай, увенчанный серебряным блюдцем с солью — символы благополучия и процветания. Позади них стоял император с детьми. Мы опустились на колени, чтобы получить благословение святой иконой, которую затем передали моему мужу вместе с хлебом-солью.

Когда императорская семья уехала, мы отправились приветствовать других гостей, и спустя несколько часов, после очередного визита к моему брату, уехали в заграничное путешествие.

Офицеру не полагалось брать большой отпуск, так что нам пришлось довольствоваться двадцатью восьмью днями; но мы были счастливы, и эти несколько недель явились ослепительной компенсацией за мрак надвигающихся лет.

В июле того же года Россию посетил президент Пуанкаре и мой муж должен был сопровождать его на протяжении всего визита.

Мой муж встретил меня и Тату на вокзале в Петербурге, когда мы приехали из последней суетной поездки в Ивню. Муж сказал, что морские офицеры пока еще не получали приказов, но мобилизация уже была объявлена.

Ольга Клейнмихель-Воронова

На следующий день Германия объявила войну России. В тот вечер мы с мужем долго бродили по улицам Петербурга, движение практически остановилось на Невском проспекте, где проходила процессия с иконами и национальными флагами.

В дождливую ночь вначале сентября мне пришлось сказать «прощай» своему мужу. Перед его отъездом великая княжна Ольга дала каждому из нас по маленькой иконке, которые мы с тех пор всегда носили. Это единственное напоминание о царской семье, которое нам удалось сохранить в годы революции.

В 1915 году муж Эллы погиб. Это событие шокировало всех нас. Элла была так счастлива в браке...

В январе 1917 у мужа начались проблемы с сердцем, и его вернули с фронта в Санкт-Петербург - точнее, Петроград. После осмотра врачебной комиссией в Морском госпитале ему было предписано уехать на два месяца на лечение на водный курорт Кавказа.

Перед отъездом мы были приглашены провести вечер с императрицей и ее детьми. Я какое-то время их не видела и нашла большую перемену в цесаревиче Алексее. Когда я последний раз была во дворце, императрица приняла меня в одной из детских, и царевича привезли туда в его постели. Он тогда оправлялся от одного из приступов своей ужасной болезни и выглядел очень худым и бледным. Все пытались развеселить его, и трогательна была нежная забота, с которой его сестры играли и ухаживали за ним. Императрица вязала что-то для комитета великой княжны Татьяны и время от времени улыбалась сыну, хотя ее глаза не теряли грустного и озабоченного выражения.

Но таким, как в этот раз, я цесаревича Алексея никогда раньше не видела. Он заметно подрос, прозрачность исчезла из его лица, у него были румяные щеки и по-настоящему здоровый вид. Каждый раз, когда императрица смотрела на него, ее лицо озарялось счастливой улыбкой.

Царевич все время держался рядом с ней, целовал ее лицо и руки время от времени, гладил волосы. Эта картина тесно сплоченной, счастливой семьи навсегда останется в моей памяти. Тогда я видела их в последний раз.

В начале февраля 1917 г. мы отправились в Кисловодск - небольшой город в Кавказских горах. Там мы лишь по слухам узнавали о событиях в Петрограде. Матушка, Тата и Клер были в столице, брат, получивший ранение на фронте, так же был отправлен в один из столичных госпиталей.Однажды утром мы получили от Таты телеграмму с известием о смерти брата.

Из Кисловодска мы отправились в Тифлис, откуда решили уезжать в Петроград. Наши попытки связаться с узниками Царского села оказались тщетными и мы уезжали из Петрограда с тяжелым сердцем. Мы брали с собой только летние вещи, надеясь на скорое возвращение, но муж убедил меня взять еще бриллиантовые серьги и нить жемчуга. Я отказалась брать остальные драгоценности так как боялась, что они потеряются или их украдут в гостинице. Если бы я только знала, что нас ждет, я бы забрала все и мы были бы спасены от очень тяжелых времен, которые нам предстояло пережить. Так, мы отправились в Севастополь. Новости, получаемые из Петрограда были все хуже.

Рождество и Новый год в 1918 году прошли грустно, но довольно спокойно. Я была подавлена, но счастлива была получить длинное письмо от великой княжны Татьяны из сибирского города Тобольска, куда была сослана царская семья. В нем она говорила, как счастливы все они были услышать о нас (я писала из Севастополя); что в мыслях и молитвах они всегда с нами; что наша фотография висит на стене возле ее кровати среди снимков ближайших друзей и родственников. Она также рассказала мне, как, с детства приученные к спорту, они страдали от недостатка упражнений, поскольку там был двор всего лишь двадцать на сорок футов для прогулок. Она предупреждала меня, что комиссариат читает все письма, которые они получают, прежде чем отдать им, и спрашивала меня, получила ли я письмо ее сестры Ольги. Я не получила; но даже сейчас у меня осталась слабая надежда найти его по тому адресу, на который, как я знаю, оно было послано. Это будет моя единственная память о прошлом, вместе с маленьким образком, ибо все остальное было потеряно.

О дневниках и письмах Ольги Николаевны (Из книги "Августейшие сестры милосердия")

Документы датируются 1895-1917 годами. Фонд хранения ее документов включает: детские письма к родителям, ученические тетради и сочинения, записные и памятные книжки, в которые записывались любимые стихи, выписки текстов из духовных книг (в основном из Патериков), молитвы, рассказы Григория Распутина, перечень прочитанных книг, русские народные песни. Особенно ценна сохранность ее дневников, которые Княжна вела с 9 -летнего возраста на русском языке. Первая запись была сделана 1 января 1905 г. ("Я была в церкви с Папá и Мамá), последняя 15 марта 1917 г., далее листы дневника вырваны.

Краткие записи о событиях дня, занятиях и встречах велись ежедневно в течении года. Лишь в ранние годы встречаются пропуски. С годами дневниковые записи велись аккуратней. Записи раскрывают душевный мир русской девушки. В годы войны события, происходившие в лазарете, где Ольга Николаевна работала медицинской сестрой, заполняют всю ее жизнь, что находит отражение в ее записях. Сострадание к раненым военным, геройским сражавшимся за свое Отечество, преданность и любовь к родителям, упование на милость Божию, постоянно читаются в ее кратких записях. Сохранилось 12 записных книжек с дневниковыми записями Великой Княжны.

С 1905 г. по 1912 г. - это выполненные на заказ памятные книжки (9х13), на каждый год разного цвета, в шелковых переплетах с муаровой подкладкой, золотыми обрезом и датой на обложке. С 1913 по 1916 год - в больших тетрадях с темными кожаными переплетами, в которых умещались записи за год и несколько месяцев следующего. Дневник за 1910 г. отсутствует. После марта 1917 г. сохранились записи только духовного содержания. В записной книжке на титульном листе надпись: "Ольга Романова от Мамы - 21 марта 1917 года Царское Село". Записи начинаются завещанием святого Серафима Саровского, которого Царская Семья особо чтила: "Надобно всегда терпеть, и все чтобы ни случилось, Бога ради с благодарностью..." Находятся в фонде и документы, отражающие ее общественную деятельность, связанную с работой в лазарете и попечительством Комитета Ее имени, военные рапорты полков, шефом которых она являлась. Семейные фотографии и альбомы. переписка с родственниками и друзьями.

Письма Ольги Николаевны

22 сентября . Дорогой мой золотой Папá! Спасибо Тебе большое за обрадовавшую всех нас телеграмму. Радуюсь, что с Тобой эта душка (то есть А.К.). А как хорошо наша победа. Слава Богу. Все раненые ожили, и флажки на картах подвинулись вперед, то есть на Запад. Мы три сидим в Мамá лиловой комнате и пишем Тебе, а Мамá уже в постели. У нее сильно болит голова. Она страшно жалеет, что не может написать Тебе. Крепко тебя целует и желает спокойной ночи.

Настасья и я немножко погуляли сегодня и были в складе. Там около 6 дам работает, и мадам Сапожникова (Сводного полка) невероятно толстая, и большею частью работает все не верно, так что Трине приходится распускать все сделанное. В 6 часов Татьяна и я ездили к Ане. Там были Григорий и Зина, не Анина, а та, что к нему часто ездит, очень милая и, наконец, княжна Гедройц. Она решила лекцию не читать, так как Мамá не было, и ходили слушать Григория. Он нам разливал чай и много хорошего рассказывал. Говорит, как нам помогли эти сильные дожди и вообще все хорошее. Погода ясная, но очень холодная - всего 1 градус тепла. Сейчас приехал "Вечерний листок". Там сказано, что прибыл в действующую армию. Неужели это правда? А. Не знаю, почему написала эту букву.

Ну, до свиданья, Папá-Солнышко. Спи сладко и видь много хорошего. Прости за глупое письмо. Храни Тебя Бог. Крепко Тебя, как люблю, целую. Всей душой с Тобой. Всегда Твоя дочь Елисаветградец. Большой поклон А.А.

23 октября Папá-Солнышко! Какая ужасная радость наши победы. Все наши раненые ожили, и Твои милые нижегородцы Иедигаров и Чахава рвутся обратно. Особенно последний, ему совершенно все равно куда идти, только б кого-нибудь рубить. Наша поездка в Лугу была весьма удачна. Выехали мы в 1 час 30 минут дня и прибыли туда через 2 часа 5 минут. Мамá и я уселись в извозчика исправника в 2 лошади. Сам же он со своим кучером ехал впереди в высоком шарабане. Ехали мы долго, по мягким песчаным дорогам и наконец попали в «Светелку».

Толстая В.П. Шнейдер, увидя Мамá, чуть не упала в обморок и от радости хохотала все время. Домик у них уютный, но совсем простой, деревянный. Там было 20 раненых. Оттуда мы поехали в другой лазарет, на противоположный конец города, кажется, в доме полиции, устроенный губернаторшей Адельберг. Там большею частью кавказских полков —4 эриванцаит.д., много грузин, с которыми старалась говорить на их языке, но то, что они отвечали, я не понимала, к сожалению. Покончив с этим, отправились в третий, тоже очень далеко.

Там 35 раненых, но тяжелых нет. Вернулись мы сюда в 7 часов с четвертью. Там в Луге устроен питательный пункт — и они уже 2 месяца ждут хоть одного солдата покормить, но это им не удается, и они с грустью смотрят на проходящие поезда. Наверно, написала массу глупостей, но мне сестры мешают ужасно своими бесчисленными разговорами. А вот и Алексей пришел в своем голубом халате, проститься с Мамá. Он уселся на пол и ест черные сухарики, он Тебя целует. Мамá читает нам агентские телеграммы, остальные вяжут, а я пишу. Погода у нас солнечная, но свежая. Снегу не особенно много. Ну, до свиданья, золотой мой, любимый Папá. Господь с Тобой. Крепко, крепко Тебя целую и кланяюсь Николаю Павловичу. Как он? Твой верный Елисаветградец

21 ноября В поезде между Царским Селом и Лугой. Папá золотой мой! Совершенно не успела раньше написать Тебе. Сейчас иду спать. Нюта меня причесывает. Сегодня от нас уехал Иедигаров, что очень грустно. На будущей неделе в полк, а пока в город к жене. Карангозов тоже уехал домой, и еще некоторые уедут, к сожалению. Мамá принимала 17 офицеров Семеновского полка и Цвецинский был тоже. Он болен. Многие только что встали, но непременно хотели приехать. А сегодня в 2 часа был мой знаменитый концерт в пользу моего комитета.

Продолжаю 22-го. Сначала было очень скучно — бесконечные гимны и показывали фотографии на полотне, Тебя, нас всех и союзных Королей. Потом пение. Самое лучшее было балалаешники и песенники железнодорожного полка. Вот хорошо было — публика гудела от восторга. Было много раненых, и им кричали ура. Это был 28-й концерт Долиной. Когда мы уехали (до антракта и было уже 4 часа), должны были играть музыканты Гвард. Эк. Видели Пимана. Ему и регенту железнодорож-ного полка поднесли венки. Дядя Георгий сидел с нами, так что было не особенно страшно. Пришли мы в Вильну в 10 часов 15 минут утра. Первым делом влезли в 2 санитарных поезда, которые нас вовсе не ждали, и в питательный пункт. Оттуда в хорошем закрытом моторе, которым управлял солдатик, отправились в собор к мощам 3-х святых.

Там нас никто не ждал, наверху шла обедня, а внизу кончался молебен. По окончании оного отправились в лазарет — польских дворян. Очень хорошо устроен, в огромной светлой зале, на хорах которой помещаются офицеры. Оттуда поехали к чудотворной иконе над воротами, и все было ни к чему, так как к образу не прикладывались, и Мама даром поднялась по крутому трапу. Неожиданно встретили Павла Алексеевича на извозчике, что было очень приятно.

Потом были в огромном 3-этажном лазарете, в котором и Ты был. Два милых Эриванца там лежат (солдаты), оба были в Костроме и Кр. Селе. Мы снимались там с многочисленными сестрами и офицерами. Оттуда еще поехали в лазарет, где находится 19 офицеров, и наконец, опаздавши на 25 минут, вернулись — и сейчас едем в Ковно. Погода хорошая, 2 градуса тепла. Надеюсь, Ты разберешь мой поганый, трясущий почерк. В Ковне было очень хорошо. В соборе епископ держал длинную речь, потом 1/2 молебна, приложились к образу и отправились в лазарет Красного Креста. Оттуда еще в один, потом еще в 2, много народу на улицах, и солдат тоже.

Мотор был освещен, и нас важно развозили в нем. В последнем обошли пленных более 40 человек и 1 офицер. Я их не удостоила своим разговором. С нами едет Настенька, так как у Изы жар и живот болит, и ее уложили на 3 дня в кровать. На станции в темноте стояли наши 2 роты, 3-я и 4-я. Трудно узнать их из-за формы и темноты. В. Никифоров был, Грицай и другие душки. Такая радость. Ocтальные поехали к границе мосты взрывать — жалко, как раз разъехались. Были сегодня у Обедни. Сейчас едем в поезде Ломана. Христос с Тобой, Папá душка мой. Целую Тебя крепко, крепко. Твой верный Елисаветградец. Поклон Николаю Павловичу.

Продолжаю 23-го в Царском Селе. В Ландворово, где помещался тогда штаб генерала Рененкампфа был молебен и мы обошли санитарные пункты. Между нашими находились и раненые немцы. Очень аппетитный черный доктор Ганин. На одной из станций после обеда влезли в санитарный поезд, в теплушках по 11 человек находилось. Все они бодры и ужасные душки. Собрались спать идти - говорили много.

1 апреля Папá золото! Как хорошо, что Тебе удалось во всех этих местах побывать. Так должно быть все интересно. У нас же все по-старому. Погода средняя — и солнце светило, и дождь шел, вернее накрапывал. Была сегодня у Сони Орбелиани жена Твоего эриванца Пурцеладзе с сыном — Андрюшей — прелестный мальчик с большими серыми глазами и золотистыми волосами. Ему 2 года. Отец его в плену в Штральзунде, он несколько раз писал жене, но, конечно, ничего особенного передать не мо-жет. А Мдивани оставляет полк, и все очень волнуются, не знают, кто будет новым. Ужасно они его все любят. Сейчас идет большая возня. Ортипо носится по комнате, а маленький Швыбзик пищит.

Мамá и Мари играют, как всегда, в колорито и по очереди выигрывают. Аня изволит являться к Мамá ежедневно, часов в 12. Жук, санитар сводного полка, возит ее в кресле и помогает ходить на костылях. На льду мы давно не были. Последние дни ездили в разных шарабанах и сами правили. Это тоже неплохое занятие, а в особенности в хорошую погоду. Были мы у Всенощной и до 8 часов было светло — очень приятно. Шведов на встрече. Завтра Аня приглашает его, Виктора Эрастовича и Деменькова к чаю (и нас). Мари, конечно, радуется, как мопс. Мамá получила страшно хорошую телеграмму от Грузинского полка.

Как они все были обрадованы и тронуты Твоим поклоном <...> Командир полка еще здесь, но на днях собирается выписаться. После перевязок мы ходили в Большой дом на операции. Сегодня резали маленького жида Мазика, который орал до того, что его трогали, собираясь заснуть. Ну вот, кажется, все новости.

17 апреля Папá дорогой, милый мой! Надеюсь, что это мое последнее письмо и Ты скоро вернешься. Какая гадость, что на Охте*(*взрыв на пороховом заводе) . Ресин ездил туда сегодня, и дядя Алек провел весь день там. Татьяна услаждает наш слух игрой на рояле «Фибиха» — что очень скучно. Мамá и Мари, конечно, играют в колорито Мы три ездили днем во второй раз верхом. Мари на Твоем Гардемарине, я на Регенте. Я была на нем же в Петергофе на нашем параде. Каждая на полковой масти. Настасья в шарабане разъезжала по Павловску. Мы встретили катающуюся в полузакрытом ландо косую Веру с гувернанткой. Погода холодная, но менее ветреная. На льду мы давно не работали. До маленького мостика все расчищено, но временами покрывается тоненькой пеленой льда (не знаю, правильно ли написала это слово).

Папá, душка, а как Тебе понравились наши пластуны? Как хорошо, что Тебе удалось их повидать. В среду мы были, как всегда, в городе. Я получила более 2000 рублей. Хорошо, правда? А до этого мы были в одном из моих лазаретов «Торговцы Сенной площади» на 50 коек. Особенно тяжелых там нет, и все имеют довольный вид. Там что-то вроде заведующего или что-нибудь другое вице-адмирал Хомутов. Оттуда мы заехали к графине Гендриковой. Она, бедная, ужасно выглядит, во всех смыс-лах. Мы были недавно в местном лазарете, здесь, в самом госпитале, и во II отделении в казармах 2-го стрелкового полка. Оттуда отправились в лазарет Сибирского банка.

Директор его некто Соловейчик — с длинным носом и маленькими мокрыми глазками. Сестры повторно писали Тебе о прошлом воскресении у Ани. Мы были там с 5 ровно до 8, было очень весело - Николай Дмитриевич был очень смешной, он распоряжался всеми играми, а под конец рассказал 2 анекдота. А у Александра Константиновича, бедного, убит брат на Турецком фронте. Он служил, кажется, в Полтавском кубанском полку. Воскресенье до обедни в Пещерном церкви Жуков и я будем обращать урядника Кузнецова (первой сотни) в Православие, а во время обедни наверху он приобщится. Алексей пришел сюда. Будет сейчас молиться с Мама. Он тебя целует.

Мне пора кончать. Крепко тебя, ангел мой Папá, целую, как люблю. Храни тебя Бог. Твой верный Елисаветградец. Кланяюсь Николаю Павловичу, Чемодурову, душке Котову и Литвинову. Только что говорила по телефону с Сергеем Михайловичем, и он дал подробности об Охте. Тяжело раненных 82, из них 7 умерло, найдено 97 трупов и не хватает 57 человек. Сгорели совершенно 3 мастерские, ущерба Армии, слава Богу нет, т.к. все патроны, снаряды и так далее целы в других складах. Прости, что пишу так нехорошо.

19 апреля Папá душка мой! По случаю воскресенья мы снова посетили 2 лазарета. Один в казармах пулеметной команды Твоего кирасирского полка, другой в самом «особо эв. ц. с.» казармах 2-го и 3-го эскадронов гусарского полка. Дрентельн ходил сюда с коробкой с медалями, и мы им раздавали. Все очень благодарят. Есть тяжелые, а выздоравливающие все хотят вернуться в строй и мило улыбаются, когда об этом их спрашивают. Погода пасмурная и свежая. Мамá все же лежала на балконе.

А сегодня утром до Обедни в пещерной церкви урядника Кузнецова переводили из старообрядчества в Православие. Было весьма торжественно и хорошо. Когда нужно было ноги миром мазать, ему подносили стул и он стаскивал свои туфли. Батюшка радовался и держал поучительную короткую проповедь. По окончании всего мой крестник Панфил поцеловал меня в левую щеку. Душка такая. А во время обедни он причастился и все время держал зажженную свечу в руках. Мамá и Алексей были тоже в церкви. Приехали они к «Верую» и остались до конца. Сейчас мы сидим у Мама после обеда. После 5 часов отправились к Ане, где были Александр Константинович, Виктор Эрастович и Николай Дмитриевич. Мы пили вместе чай. В 6 часов Алексей приехал, и мы начали играть. Сперва в «добчински-бобчински», потом в шарады. Очень было весело и смешно, особенно когда Виктор Эрастович играл с Настасьей. Николай Дмитриевич помогал обеим партиям. Алексей тоже, так как разгадывать ему невесело, ну он и играл.

Мадам Янова прислала нам много цветов из Ливадии. Такая была радость. Глицинии лиловые, золотой дождь, иудино дерево, 1 пион и так далее и еще лиловые ирисы, которые со вчерашнего дня распустились.

Сейчас идет снег и уже все бело — что совсем не надо, но зато не очень холодно. Прости, что пишу таким скверным почерком. Завтра увидим, у Ани же, Вороновых. Они приехали на несколько дней. Семенов тоже здесь. Мне это доложила его старшая сестра, которая в Большом дворце. Вчера днем Татиана Константиновна сама правила в шарабане. На что-то наехала, перевернулась и теперь лежит с порванными связками. Вот, кажется, и все Царскосельские новости. Ну, до скорого свидания. Папá золотой мой. Храни Тебя Бог. Крепко, крепко Тебя целую. Твой верный Елисаветградец

5 мая Папá мой душка! Поздравляю Тебя от всей души и крепко целую. Сейчас уже 5 часов, а Мамá и Татьяна не вернулись из города. Меня оставили, так как продолжаю усиленно кашлять и так далее Мамá перевязала сегодня утром в лазарете Водяного. Она пошлет Тебе бумагу, которую он сам написал. У него ужасно славное лицо.Погода ветреная, но солнечная. Очень спешу, а то опоздаю. Господь с Тобой, золотой Папá мой. Твой верный Елисаветградец. Целую 1000000 раз.

9 мая Папá-Солнышко! До сих пор не могла собраться написать Тебе. Сидим мы сейчас после обеда у Мамá в лиловой комнате. Она и Татьяна играют в какую-то игру, Мари разыгрывает "Иже херувимы" на рояле и фальшивит много. Настаська что-то пишет. Ортипо носился за машинкой и пряжкой на туфле у Труппа(лакей Императрицы Александры Федоровны), а теперь успокоился. А как хорошо было у Всенощной. Вся церковь была в зелени. Береза чуть-чуть распустилась и стояла везде, наверху и внизу по углам. Погода здесь хотя и солнечная, но после Витебска очень свежая. А там было очень хорошо. Все в зелени, черемуха распустилась, фруктовые деревья тоже.

Губернатора Арцимовича я одобряю. Он очень заботился, чтобы Мама не слишком утомилась и так далее. И в городе и везде был отличный порядок. Только уж очень много жидов. Когда мы уезжали, ополченцы стояли шпалерами. Некоторые одеты в гусарские мундиры, очень похожие на мои. Завтра наш полковой праздник. Я уже послала телеграмму, которую мне со станции вернули, так как я по ромольству не подписалась. Обошли мы также санитарный поезд, который как раз подоспел вовремя.

Мы прошли 15 вагонов, а теплушки и не успели, и Мама было бы слишком трудно. Она, слава Богу, молодцом — по-улански. Так уютно было спать в поезде, только слишком свежо, так что рано просыпаешься. С нами была встреча, заключавшая в себе 2-х казаков, 1-го урядника и офицера — то есть Золотарева, помнишь? Он был с Тобой в последнюю поездку. Кажется все. Скажи адмиралу, что Оля вернулась. Она загорела, чувствует себя лучше, но все еще очень нервничает и легко плачет. Остальные фрейлины без перемен.

А как ужасно грустно смерть адмирала Эссена. Помнишь, как он, бывало, приходил на вельботе со «Слава Богу» и портфелем к Тебе с докладом? А про взрыв с снарядами я и не пишу, это такая мерзопакостность.Теперь кончаю. Храни Тебя Бог, золото мое Папá душка. Крепко, крепко люблю и целую Тебя. Твой верный Елисаветградец. Кланяюсь Николаю Павловичу — а Настаська Виктору Эрастовичу и я тоже.

16 июня Душка, милый мой Папá! Ну, как Ты? Мы все слава Богу. Погода стала наконец теплей, но вечера все еще сырые — так что после 9 часов Мамá молится с Алексеем, и мы идем в комнаты, что жалко, так как еще светло, а здесь чувство зимы. Сегодня днем мы долго и много работали в складе. Было довольно весело, и мы накатали большое количество бинтов. С нами там работали жена и очень миленькая дочь графа Дмитрия Ивановича Толстого и другие. Выставка до сих пор весьма удачна и довольно интересна.

Самый красивый отдел лазарета Мари и Настасьи. Все наши работы раскуплены, так что снова работаем. Мамá и маленькие особенно стараются. Татьяна ездила в 6 часов верхом, а я слушала репетицию пьесы у Ани в доме. Теперь уже совсем хорошо идет, и даже Аля довольна милыми актерами, которые, правда, очень стараются. Тетя Ольга писала, что бедный Дафнэ умер и она и Эмилия Ивановна много плакали, хороня его под клумбой. В теннис как-то не пришлось играть. Папá душка, я очень хочу Тебя видеть.

Кланяйся Николаю Павловичу и Лозинскому. Какая скука ехать завтра в город на пожертвования и в какой-нибудь лазарет. А какой ужасный случай с бедным Казбеком. Это уже третий сын. Извиняюсь за глупое письмо, выходит что-то очень разбросано и глупо. До свиданья, Папá-солнышко. Храни Тебя Бог. Крепко, крепко Тебя целую как люблю. Твой верный Елисаветградец.

Открытка Ольги Николаевны, адресованное ее бабушке

21 июня Душка мой Папá! Ужасно рада, что Ты скоро возвращаешься. Сижу с Мамá на балконе после завтрака. Только что вышла Иза и уселась в кресло, которое я себе наметила. Сестры идут сейчас в Большой дворец и лазарет и, кажется, не особенно радуются. Когда они вернутся, поедем к нашим. У них там устроен крокет, и мы будем играть. Алексей со своей многочисленной свитой едет в Ропшу, но вернется к 6 часам, чтоб идти к Ане. Александр Константинович уехал на Кавказ покупать лошадь и так далее, так что по воскресеньям бывает менее уютно, хотя и весело. Между прочим, батюшка Кедринский попал под трамвай, и ему отняли левую ногу — бедный, так неподходяще для священника. В среду Татьяна и я пили чай у Бабушки на Елагине и вернулись в первый раз на моторе.

Ехали час пять минут, так как дороги чинятся в городе и большая толкотня. Ирина и Феликс пили у нас вчера чай. Они говорили, что Андрюша ходит пажом со шпорами — и весьма конфузился первое время. А сегодня у нас будет Костя. Он уезжает на днях в полк. Иза продолжает сидеть и много говорить. Наши эриванцы слишком скоро поправляются и завтра самый милый из них возвращается в полк, что очень грустно. За все эти месяцы у нас 15 офицеров их полка лежали. Мы познакомились у Ани с бывшим нижегородцем Кусовым. Он в Московском драгунском полку уже четыре года. Мы сразу почувствовали себя дома с ним, а он еще больше, и он массу говорил.

Вчера вечером он был у нас, граф и графиня Граббе, Нини Воейкова и Эмма Фредерикс. Аля пела, было довольно уютно. Иза, наконец ушла, и я кончаю. Храни Тебя Бог, Папá, золото мое. Крепко, крепко Тебя целую и люблю. Твой верный Елисаветградец. Кланяюсь Николаю Павловичу. Скажи ему, что он свинья, так как ни разу не написал. Я 2 раза начинала, да все не выходило и рвала.